В начале цикла статей автор писал, что склонен к прагматизму и конкретике, и до этого момента, кажется, мне удавалось избегать общих рассуждений. Теперь же, для того чтобы двигаться дальше, без небольшого теоретического отступления не обойтись. Потому что речь пойдет о корне всех общественных проблем — идеологии, которая превратила и без того не самую совершенную демократическую систему в симулякр, т. е. уродливую пародию на неосуществимую мечту, подорвала традиционные устои, убила веру, привела человечество на грань идеологического, духовного и экономического банкротства. Речь пойдет о либерализме.
Все аспекты этой идеологии мы рассматривать не будем. Явление это настолько многогранно, что для его описания не хватит и десятка статей. (Интересующимся проблемой настоятельно рекомендую книгу Александра Дугина «Четвертая политическая теория». Первая ее часть содержит самую последовательную и детальную критику либерализма, известную автору.) Поэтому предлагаем сосредоточиться на нескольких аспектах либерализма, которые необходимы для дальнейших выводов об оптимальном политическом устройстве.
Итак, либерализм предполагает, что права и свободы отдельного человека являются базисом всего общественного порядка. Человек считается мерилом всего, отправной точкой в оценке всех без исключения общественных институтов и вообще центром мироздания. Звучит отлично. Во-первых, это льстит нашему самолюбию (кому же не хочется считаться центром мироздания?), а во-вторых, дает простую до примитивности систему координат («Что есть хорошо для меня и не мешает другим, то есть неплохо в принципе»). Правда, не все так просто. Даже базовые принципы либерализма, без углубления в способы практической реализации этих постулатов, вызывают серьезные сомнения в его полезности для общества и, как это ни парадоксально, — для каждого отдельного индивида.
Пожалуй, главный порок либерализма, за который его чаще всего критикуют, — индивидуализм, противостоящий не только коллективизму, но и куда более глубокому явлению, т. н. «холизму». Холизм — это философское понятие, которое утверждает приоритет целого над частями. Самая простая и точная иллюстрация этого понятия – притча про отца, демонстрировавшего сварливым сыновьям веник. В сфере общественных отношений это означает, что сто человек по отдельности — это куда меньше, чем сто человек, объединенных в общность по любому признаку: национальному, религиозному, идеологическому, профессиональному, да и вообще какому угодно. Это кажется нам очевидным, но мало кто задумывался над тем, что принцип «вместе больше, чем по отдельности» не соотносится с главным принципом либерализма о приоритете личности. Потому что этот принцип предполагает, что сто человек – это всего лишь сумма ста потребностей. Можно посчитать среднее арифметическое этих потребностей (например, провести демократические выборы), как-то учесть мнение меньшинства, если оно явно не противоречит большинству, и вуаля – справедливость есть!
Правда, с приоритетом личности возникают сложности, имеющие для общества фатальные последствия. Прежде всего, это деградация традиционных общественных институтов. Например, либерализм легко оставляет за скобками такое понятие, как государство. Следствие этого – размывание границ и глобализация. В мире все большее значение приобретают надгосударственные образования – ЕС, ВТО, Таможенный союз и т. д. Параллельно происходит разделение труда между странами и объединение всех и вся в единую экономическую систему, где каждому государству отведена своя роль и все связаны друг с другом. Хорошо это или плохо – вопрос спорный, ответ на него зависит от того, житель какой страны включается в дискуссию: для США, Германии, Китая, России и Венесуэлы глобализация несет разные выгоды и потери. Можно лишь отметить, что с наступлением кризиса ряды противников глобализации разбухли, началось активное обсуждение дезинтеграции даже в странах ЕС, и, пожалуй, впервые неизбежность глобализации была поставлена под сомнение не только горсткой антиглобалистов, но и многими серьезными экономистами.
Либерализму совершенно не интересен такой «пережиток тяжелого прошлого», как нация. (Кстати, националисты – естественные оппоненты, если не враги, либералов, и только в нашей удивительной стране лидер националистов может перед камерами пожимать руку господину, позиционирующему себя как либерал.) Более того, для каждого либерала нация – понятие опасное и пугающее. Конечно, свою долю в этот иррациональный страх внес Гитлер (кстати, продукт либерализма, получивший власть вполне себе демократическим путем). Но и оставляя за скобками Гитлера нация либералам без надобности: раз мерило всего — индивид, национальные особенности, как и всякая объединяющая ценность, только мешают.
Да что там нация – даже семья не имеет для людей, исповедующих либерализм, особого значения. Потому что семья предполагает заботу и ответственность, которая никак не согласуется с индивидуализмом. Отсюда – пропаганда полигамности, общественное признание «семьи-light» — сожительства, без преувеличения уродливое явление, пародия семьи – однополые браки и т. д.
Чтобы после последнего пассажа меня не сочли занудным ретроградом, попробую вернуться к сфере практической. А в этой области деградация института семьи имеет действительно фатальные последствия. Речь идет о детях. Люди «золотого миллиарда» не спешат обзаводиться потомством, руководствуясь вполне либеральными рассуждениями в духе «поживу для себя, а уж потом…» Всякому представителю традиционных (или как полагают либералы — «отсталых») обществ такие рассуждения кажутся дикими, потому что для них, да и для каждого человека, не отравленного либеральным индивидуализмом, дети — естественное продолжение собственного существования. И они, представители традиционных обществ, активно плодятся, заселяя своим потомством Европу. Уже очевидно, что осталось совсем немного времени до того момента, когда средний европеец будет иметь смуглую кожу и, скорее всего, молиться пять раз в день. В этом нет ничего плохого — в конце концов, в нескончаемой схватке цивилизаций выживает сильнейший. Однако вот что любопытно: конечно, невозможно посчитать количество не рожденных по причине либерального индивидуализма детей, однако вполне возможно, эти людские потери будут не меньшими, чем в результате серьезной войны. Так что «мирный» либерализм, похоже, делает для краха современной евроатлантической цивилизации больше, чем коммунизм и нацизм.
И последнее свойство человеческой природы, по которому индивидуализм нанес сокрушительный удар, — вера. А либерализм в свою очередь нанес удар по церкви. «Бог умер», — провозгласил когда-то Ницше, отмечая нравственный кризис западной цивилизации, а ранее, в эпоху Просвещения, предтечи либерализма Дидро и Вольтер заложили основы отделения церкви от государства.
Последствиям этих процессов и роли, которую может и должна играть церковь в обществе, автор обязательно посвятит отдельную статью. А пока лишь пару слов об индивидуализме и вере. Разумеется, одно исключает другое полностью и целиком, без всяких оговорок. Любые попытки либерализации религии наталкиваются на активное противодействие деятелей церкви. И это совершенно логично: нельзя совместить индивидуалистическое мировоззрение и веру в Бога, потому что первое априори противно второму. С исламом все проще: там о подобных «модернизациях» даже не помышляют. А вот в христианстве — по крайней мере, в протестантизме, да и в католицизме, — такие попытки предпринимаются. К чести православной церкви нужно сказать, что подобные идеи среди православных интеллектуалов, мягко говоря, не популярны. Более того, о пагубности либерализма можно прочесть практически у всех православных мыслителей и публицистов. Однако на уровне прихожан такое совмещение либерализма и православия никакого диссонанса почему-то не вызывает. Хотя если задуматься о смысле веры, то станет понятно, что либерал, молящийся в православном храме, — оксюморон куда больший, чем националист, публично протягивающий руку либералу.
Индивидуализм убил религию и веру, однако свято место пусто не бывает. Либерализм породил свою религию, вернее культ, а если быть еще более точным — сотни и тысячи культов, которые условно можно объединить одним понятием — «религия потребления». Она даже обзавелась собственным научным термином — «консюмеризм». О нем — в следующей статье.