Харьковская школьница Богдана Банник живет в старом частном секторе в поселке ХТЗ. Неподалеку от ее дома – братская могила, в которой похоронены 82 советских воина.

«Они погибли 22-23 августа 1943 года в боях за наш поселок, — пишет 15-летняя Богдана. – Каждый год 9 мая и 23 августа я прихожу к этому памятнику, кладу цветы у могилы героев, которые защитили мой дом, мою землю. И каждый раз мне хочется плакать. Я не знаю, как это объяснить… Просто в эти минуты меня переполняют и скорбь, и гордость за Победу, благодарность за подвиг освободителям и за сегодняшнюю жизнь харьковчан. Пусть в нашей семье нет ветеранов: молодые папа с мамой, молодые бабушки… Но я горжусь нашими освободителями, солдатами, медсестрами… Вот уже 70 лет прошло со дня освобождения нашего любимого, прекрасного Харькова. Но сколько бы лет еще ни прошло, я верю, наша память будет бесконечна».

Богдана Банник признается, что несколько раз переписывала эти строки, стараясь, как можно точнее изложить свои мысли, и не сразу решилась отправить свое письмо в редакцию.

Дорогая Богдана, спасибо, что ты так постаралась: ветеранам Великой Отечественной войны будет приятно и радостно читать слова, написанные представительницей совсем юного поколения харьковчан, тем более, что слова эти идут от сердца. У десятиклассницы 80-й харьковской школы Богданы Банник, судя по всему, прекрасные родители, любящие свой город и воспитавшие эту любовь у дочери, и прекрасные учителя (письменный русский язык девочки безупречен!).

О тех, кто выжил, и о тех, кто сложил голову

«Сегодня я получила очередной номер нашей газеты «Время». Жду каждого номера, так как знаю, что я найду на ее страницах то, что меня интересует, — пишет в редакцию Г.М. Дубинская. – И вот в номере за 18 июня я прочла статью «Они защищали Родину». Народный депутат Александр Борисович Фельдман рассказал о своих дядях, которые бесстрашно воевали в годы Великой Отечественной войны. И наш депутат попросил рассказать читателей о членах их семей, которые воевали, защищая Родину, — о тех, кто выжил, о тех, кто сложил голову в жестоких боях».

Так, наша читательница решила рассказать о своих близких родственниках – участниках боевых действий. Это и ее родной дядя А.В. Дубинский, прошедший фактически всю войну (в Советской армии с июня 1941 по ноябрь 1945 года). Воевал на Юго-Западном, Сталинградском и 3-м Украинском фронтах, сержант, командир пулеметного отделения. Имел ранения, выходил из окружения и дожил до 94 лет. Племянник отца нашей читательницы – В.И. Митницкий умер от ран при освобождении Польши в 1944 году. Ему было только 20 лет от роду. Покоится на воинском кладбище в Варшаве. Из родственников мамы Г.М. Дубинской на фронте пропал без вести муж ее сестры – Зинаиды Гороховской. Звали его Ефим Ландсман.

«Мне 80 лет. Я – «дитя войны», — продолжает Г.М. Дубинская, — я помню и бомбежки, и эвакуацию, и голод военных и послевоенных лет. Пусть никогда не повторится ужас войны, пусть живы будут родные и близкие. Пусть внуки и племянники гордятся своими дедами и дядями!».

Александр Владимирович Тихов 9-летним мальчиком стал свидетелем гибели в Харькове двух советских солдат-героев. Они были ранены при столкновениях с гитлеровцами и остались лежать во дворе дома № 3 по улице Ганны. «Их спрятали в подвале под нашим домом, неприметный вход в который был со стороны дома № 1, — рассказывает он в своем письме. — Почти сразу же в доме и во дворе на постой расположились немцы. На подвал они не обратили внимания, но на спрятанных красноармейцев им указала жена полицая, которая временно жила в нашем доме. Немцы вывели раненых в проход двора и остановились под нашим окном. Прогремела автоматная очередь… За время немецкой оккупации мне всякое пришлось видеть. Я видел убитых, повешенных, умерших от голода, но, чтобы вот так, в упор, расстреливали безоружных людей, я видел впервые. Так закончился боевой и жизненный путь этих двух красноармейцев, они сражались, пока могли держать в руках оружие…».

Елена Александровна Маркова, прочитав в газете «Время» (от 25 июля с.г.) воспоминания Валентины Никитинской-Труфановой, решила поделиться воспоминаниями своей матери, которая тоже участвовала в движении сопротивления в составе легендарной группы профессора А.И. Мещанинова.

С 1 января 1942 года Лидия Петровна Маркова стала работать в организации Красного Креста при больнице на пункте помощи военнопленным. Профессор поручил ей таким образом добывать сведения о пленных и составлять их поименные списки. Ежедневно Лидия Петровна приходила в концлагерь, где с помощью пленных, врача лагеря, дежурного румына нелегально получала сведения о поступивших военнопленных. Позже была налажена постоянная связь с военнопленным советским майором, который находился в лагере на правах старосты.

Больных и слабых, по сути – умирающих, удавалось освобождать, особенно, когда за ними приезжали родственники. Под видом умирающих зачастую удавалось вывозить из плена и еще вполне здоровых людей. Иногда освобождали целыми группами. Толпы народа стояли возле тюрьмы и по пути следования обоза. Это было большое событие, которое укрепило авторитет Красного Креста, поднимало настроение жителей оккупированного города.

Из воспоминаний Марковой Л.П. : «Вскоре немецкое командование передало через меня профессору Мещанинову А.И., что Красного Креста на Украине не может быть, так как Украина не является отдельным государством. А.И. Мещанинов нашел другой выход. Наша контора, названная «Допомога», продолжала существовать. Но она уже не имела такого авторитета. Связь с лагерем стала слабеть…».

Невозможно удержаться от ремарки: и после всего этого сегодня еще находятся умники, убежденные в том, что, если бы в той вой­не победили гитлеровцы, Украина была бы «свободной и независимой»?

Когда город стонет от боли…

«Мне 82 года, — пишет Александра Ефимовна Дергач (Якименко), живущая ныне в Минске – столице Беларуси. Она передала письмо в редакцию «Времени» через свою харьковскую подругу Л.П. Горину. – Я из поколения полных сирот и полусирот, у которых не было беззаботного и счастливого детства. Все ужасы военного лихолетья: воздушные бои и бомбежки, разрушения, пожары, смерть родных и близких, холод, голод (в том числе и после засухи 1946 года), мародерство и беспризорничество, — мы ощутили наяву».

Александра Ефимовна жила во время оккупации Харьковщины в селе Пересечное: «На ночлег немцы располагались в домах, стоящих вблизи шоссе. Однажды в комнате, занятой немцами, раздался бой стекла. Мама, встревоженная этими звуками, вошла в комнату и увидела на полу разбитую рамочку с моей похвальной грамотой Пересечанской начальной школы за отличные успехи в учебе и образцовое поведение по случаю окончания первого класса. Мама поднимает рамочку и вешает обратно на стену. Немец снимает и снова бросает на пол. Так длилось некоторое время: немец бросает, мама поднимает и вешает на место. Наконец, мама позвала меня и стала объяснять жестами, что это школьная награда дочери за отличие в учебе. Немец сдался и жестом разрешил повесить рамочку. А на той грамоте были напечатаны портреты Ленина и Сталина. И немец велел бумагой закрыть эти портреты. Мама закрывать портреты не стала, забрала грамоту из комнаты. Рамочка уже была непригодной, стекло разбилось, и мама поместила похвальную грамоту в общую большую рамку вместе с другими семейными фотографиями. Так моя первая школьная награда пережила войну и оккупацию и сохранилась до сих пор».

«Оккупация – это облавы, расстрелы, повешенные люди, — вспоминает Ленина Леонардовна Жамойдо. – Мы жили без еды, воды, света, канализации, отопления. И выжили, только благодаря тому, что люди все же старались поддерживать друг друга».

Ленина Леонардовна сожалеет, что не запомнила, в какой квартире жил и как звали доктора, который фактически спас ее и ее маму от голодной смерти. «Мама и братик уже не вставали, лежали, изможденные и обезвоженные. Мама велела пойти по соседям и попросить что-либо поесть. Но в нашем подъезде никто не жил. Я не помню, как добралась до улицы Ольминского и попала в квартиру врача. Он меня накормил, а, узнав, что в моей семье лежат без сил еще два человека, пришел к нам – осмотреть маму и младшего брата. Он устроил маму на работу уборщицей в госпиталь за еду. Мама пыталась нас спасти от голодной смерти. Надеясь, что в приюте все же тепло и кормят, она устроила брата Вилю в детский дом в Сокольниках. Это теперь харьковчане знают, что это был конвейер детской смерти! Мне тяжело об этом вспоминать… Когда мы с мамой весной 1942 года решили навестить Вилю в приюте, я по дороге, на Сумской, выпросила у немца еды и он налил мне в мисочку немного похлебки. Мама решила, что ее надо отнести братику Вилечке. Когда мы добрались до приюта, был уже полдень. Двери были нараспашку. Дети лежали в бараках и стояла тишина. Мама звала Вилечку. Пыталась накормить его похлебкой, а он лежал с закрытыми глазами и не откликался. Я же не могла ни о чем другом думать, кроме, как о том, что, неужели он съест всю похлебку и мне ничего не останется? Мне по сей день стыдно, что я вела себя, как животное. Мы видели нашего Вилю в последний раз…».

«Прошло 70 лет! Для нашей жизни – это много, а для нашей памяти, как один день… Как будто все это было вчера, — размышляет харьковчанин Валентин Андреевич Резников. – Было хорошее детство с пионерскими лагерями, с занятиями во Дворце пионеров, а дома – папа и мама…».

В 1940 году Валентин Резников стал чемпионом Харькова по фехтованию. Занимался у знаменитого в те годы мастера спорта СССР В.Д. Сергеева. «Как же мне это пригодилось, когда я стал солдатом и сражался с фашистскими гадами в штыковом бою, — продолжает он. — Но это было потом, в 1943 году. А в июне 1941 года мне исполнилось 15 лет. Жил на улице Ленинградской, в доме № 16 (Лысая гора). Улица находится недалеко от станции Сортировка-Товарная, рядом Кузинский мост, Южный вокзал. Двухэтажный дом с флигелем, утопающий в цветах двор, фруктовый сад и большая беседка с длинным столом. Здесь любили играть в шашки мужчины нашего двора, а женщины – угощать друг друга пирогами. Жильцы были очень дружными, как семейный клан…».

«Наступил 1942 год. Казалось, что город стонет от боли… То на одной, то на другой улице кого-то вешали, арестовывали, расстреливали, кто-то умирал от голода. Как-то мама с соседкой поехали на менку. В одной из деревень остановились заночевать. Рано утром их разбудили крики. Хозяева сказали, что в село вошли каратели, будут вешать партизан и их семьи. Женщины бросились бежать дворами, а из толпы кто-то бросил им в санки сверток. Спрятавшись в лесу, мама с соседкой услышали, что сверток пищит. Развернули, а там – грудной ребенок. Это был мальчик восьми-девяти месяцев. Так в нашем дворе появился новый житель – Коля, Николай Семенович Иванов. Посоветовались и двор решил, что взять его должна Галина Клементьевна, так как у нее не было детей. А что скажет муж Сеня, который был на фронте? Когда вернулся с фронта Семен Иванович, он признал Колю и воспитал его как сына».

Удивительная история: недавно Коля ра­зыскал Валентина Резникова. И «вспоминал, как после войны любил сидеть рядом с девочкой Аллой из квартиры № 4 и учить с ней английский. Знание английского ему пригодилось потом во время учебы в институте и при сдаче кандидатского минимума в аспирантуре. Он таки отыскал деревню, в которой родился, узнал, кто были его родители и даже нашел братьев».

«Вот только за державу обидно!»

Внучка прославленного харьковского инженера-конст­рук­тора, одного из создателей лучшего танка Второй мировой войны Александра Александровича Морозова – Ирина обратилась в редакцию со своей обеспокоенностью. «Именно танки Т-34, созданные харьковчанами, освобождали и освободили Харьков от немецко-фашистских захватчиков», — подчеркивает она и обращает внимание на то, что, к сожалению, послевоенная машина – танк Т-64, созданная в Морозовском КБ, сегодня незаслуженно «забыта». Эта конструктивно революционная машина, по ее мнению, также должна занять место на «оружейном» пьедестале на площади Конституции в Харькове, «потому что важно, чтобы из нашего героического прошлого протягивалась ниточка в будущее, напоминая ныне живущим потомкам, наследниками какой славы и величия они являются».

«Война перепахала нас, все перевернула и изменила наши жизни, — пишет участница боевых действий, инвалид войны первой группы Валентина Заиченко. – Как точно заметил поэт Юрий Левитанский: «Я не участвую в войне, война участвует во мне».

Через несколько дней после февральского (1943) освобождения Харькова Валентина вместе с одноклассницами пришла в полевой военкомат 3-й танковой армии проситься на фронт. Взяли.

«Перед сдачей немцам Харькова 15 марта, — вспоминает она, – мне удалось, отпросившись у сурового лейтенанта, забежать домой. Мама меня отмыла, дала чистое белье, вычесала из головы густым гребешком вшей, умоляла остаться дома. Я – ни в какую! Своих ребят догнала на попутке уже в Чугуеве. Они очень удивились – думали, что я осталась дома. Один бывалый фронтовик обозвал меня дурехой: «Сидела бы ты, девка, дома. Не женское это дело – война!». Очень обиделась. Как же без меня наши будут брать Берлин?!!!».

В завершение своего рассказа, «написанного на склоне лет для внучек», Валентина Заиченко отмечает, что «романтика войны обернулась для советских молодых людей, воспитанных на высоких идеалах, суровым фронтовым бытом с «матью-перематью», сырыми окопами и блиндажами, размытыми фронтовыми дорогами и ежеминутным соседством со смертью, которая никого не щадила.

Автор завершает свое письмо такими словами: «Там, на войне, мы познали цену жизни, дружбы, любви, вот почему мы и в старости так жизнестойки, жизнелюбивы и оптимистичны, несмотря на все «негаразды» нынешнего времени. Вот только за державу обидно!».

Воспоминания читала Елена Зеленина.

http://timeua.info/